Пэтти Блаунт - Некоторые парни… (ЛП)
– Ладно, держись. Я разворачиваюсь. Хорошо, достань свою воду.
Воду? Точно. Моя сумка. Она не на моем плече. Тележка. Я положила сумку в тележку. Ползу к ней, раскрываю сумку, нахожу бутылку воды, жадно пью.
– Возьми полотенце, намочи и приложи к шее… как я тебе показывала.
Да. Полотенца. Отрываю несколько бумажных полотенец от рулона, смачиваю их водой, прикладываю к задней поверхности шеи под волосами.
– Хорошо, дыши.
– Не могу.
– Ты можешь, милая. Ты дышишь.
– Я одна, мам. Совсем одна.
– Нет, Грэйс. Никогда. Я здесь.
– Когда все это закончится? – шепчу я, потирая грудь, а мама вздыхает.
– Не знаю, Грэйс. Может, если бы тебе не приходилось видеться с ним каждый день… Например, в Европе. Ты могла бы встретить новых друзей, друзей, которые тебя не знают, не знают о случившемся. Ты можешь начать заново, милая.
Я закрываю глаза, запрокидываю голову назад, представляю, как взбираюсь по Испанской лестнице в Риме или исследую Лувр в Париже. Я могла бы проводить время с принимающей семьей или гулять по городу, встречать новых людей, людей, которые не знают, что я шлюха, людей с необычными акцентами и… с хорошими манерами, вежливых и…
Нет.
Нет. Вытираю холодный пот с шеи, прекрасно зная, что на другом конце света будет не лучше, чем здесь. Я должна посмотреть своему страху в лицо. Если сбегу, Зак победит, а он уже и так одержал достаточно побед в играх.
Узел в животе расплетается, я снова могу дышать.
– Грэйс, ты в порядке? – спрашивает мама, когда мое тяжелое дыхание замедляется.
– Да, – отвечаю, проведя ладонью по лицу. – Да, – повторяю более уверенно. – Уже лучше. Спасибо, мам. Люблю тебя.
– Тоже люблю тебя, Грэйс. Позвони мне позже, хорошо?
– Ага.
Я сую телефон в карман и поднимаюсь на ноги, которые едва чувствую. Но они не подгибаются, и этого достаточно на данный момент. Смотрю в окно, выходящее на стоянку, наблюдаю за командой по лакроссу. Даже с такого расстояния узнаю Зака по одной лишь его позе – руки на боках, голова высоко поднята.
Возвращаюсь к шкафчикам. Позади меня лестница. Я не пропущу, если внизу откроется дверь. Успокоившись, вычищаю шкафчик за шкафчиком в одиночестве до тех пор, пока в животе не начинает урчать. Только тогда делаю перерыв на обед.
Йен до сих пор не появился. Надеюсь, он в порядке.
Я сижу у окна, смотрю, как тренер Брилл раздает бутылки с водой, а мальчики усаживаются прямо на игровое поле. Я на виду. Любой, кто посмотрит вверх, меня заметит. Но никто не смотрит, поэтому я достаю камеру из сумки и проверяю зум.
Проклятье, недостаточно близко, чтобы поймать выражение лица. Ладно. Время для шпионской вылазки.
В то же мгновение в груди все сжимается, колени дрожат. Но мне необходимо это сделать. Я должна запечатлеть это на фото, чтобы все увидели. Натягиваю толстовку, беру сумку и тайком пробираюсь поближе к полю. К тому времени, как добираюсь до своего любимого дерева, перерыв у команды уже окончен, все вернулись на свои игровые позиции, ждут свистка. Поднимаю камеру, проверяю ракурс – он идеален. Я вижу капли пота, стекающие по лицам. Навожу фокус, делаю снимки один за другим.
– Ты идешь к Миранде после тренировки? – выкрикивает Кайл Заку. Тот пожимает плечами.
– Возможно. Если ничего интересней не подвернется.
– Забудьте Миранду, нам стоит поехать в лес.
– Уже лучше. Потусим, дождемся, пока Рассел свои домохозяйственные обязанности исполнит.
– Напиши ему. Он сегодня не пришел.
– Не пришел? – Зак поворачивается лицом к Кайлу и пропускает мяч.
Раздается свисток. Тренер Брилл орет на Зака, чтобы тот собрался, но он игнорирует его.
– Слишком сильное похмелье, – подтверждает Кайл.
Выражение, то самое выражение, которое я пыталась поймать, мелькает на лице Зака, когда он оглядывается и пристально смотрит на окно второго этажа, именно туда, где должна находиться я. Жму кнопку затвора; руки дрожат. И молюсь, чтобы кадр получился. С ним я смогу показать всем правду о Заке МакМэхоне.
– МакМэхон, ты тут для того, чтобы играть, или позагорать пришел?
– Извините, тренер.
– За работу, парни! – Опять раздается свисток; я возвращаюсь к главному корпусу по периметру школы. Незаметно лавирую между деревьями, выхожу на стоянку, пробираюсь между припаркованными машинами, держусь в тени здания, юркаю через стальную дверь. Поспешно поднявшись по лестнице на второй этаж, останавливаюсь на месте как вкопанная.
Йен сидит на полу, прислонившись спиной к шкафчику.
– Где ты была, ясноглазая? – спрашивает он… Зачем – понятия не имею, ведь ледяной тон его голоса явно говорит мне, что ему и без того известно.
Глава 16
Йен
Ого.
Грэйс выглядит сексуально. Сногсшибательно. У меня текут слюни при виде ее. Она распустила и выпрямила волосы. В пальцах покалывает от желания дотронуться до них. На ней нет косметики – ни подводки в духе Клеопатры, ни готической помады. Ее щеки раскраснелись – скорее всего, из-за секретной операции, которую она только что провернула. Грэйс даже одета иначе. Она не замечает меня, пока между нами не остается всего несколько метров пространства. Не знает – или, может, надеется, я не замечу – что она широко улыбается, взбегая вверх по лестнице.
Улыбка исчезает, когда Грэйс обнаруживает меня. Она ее буквально отключает, откидывает волосы за плечо и приподнимает брови.
– Ты все еще здесь работаешь?
Новый образ, прежний характер. Ага. Определенно стоило остаться дома и вернуться обратно в кровать, потому что… ах, черт. Грэйс едва меня не подловила на проверенную рутину "ты мне нравишься, а я тебе нравлюсь", только я знаю, чем она в действительности занимается со своей навороченной камерой. Она просто очередная пассия Зака, еще одна в длинной веренице, которая не стерпела осознания, что ее тоже "поматросили и бросили".
Я поднимаюсь, подхожу к тележке, хватаю баллончик чистящего средства и швыряю ей. Грэйс неуклюже пытается поймать его. Именно в этот момент я снимаю сумку с ее плеча и выуживаю оттуда огромную фотокамеру.
– Эй! – Она пытается отобрать камеру, однако я уворачиваюсь от ее рук. Грэйс правда думает, будто я не заметил, как она исчезает каждый день? Думает, что никто не замечает, как она украдкой снует вокруг поля для лакросса? Включаю камеру, пролистываю фотографии, сохраненные на флэшке.
– Йен, пожалуйста. Эта камера стоит пять тысяч долларов, кто-то пожертвовал ее школьной газете. Она не моя.
